Я его уже видела (и некоторые картинки таскала) но спасибо

Серьезно о несерьезном и несерьезно о серьезном...
Аркадий Аристархович
И мы смотрели, как по дороге, на глазах зарастающей травой, среди тающих в тумане вётел, уезжает тот, кто был любимым, увозя с собой твой покой – стояли и смотрели, взявшись за руки: ты и я, твоя печаль.
Юлия Остапенко «Знает голая вётла»

  Почему в мифологии, в литературе, образ лебедя непременно был… светлым? Только за внешнюю красоту и изящество, создающее обманчивое впечатление нежности? Только за это… Зоология отнюдь не была столь же наивна, да и все те, кто имел хоть какое-то буквальное знакомство с живой природой, знали, какой злобной и жестокой тварью на самом деле является воплощение лирики и грации. Знал это и Аркадий Аристархович. Знал, как скупо копит свою злобу и жестокость лебедь с обрезанными крыльями. О, птицу можно приучить даже брать корм из рук человека, создав полную иллюзию смирения и прирученности, но ненависти лебедя потерявшего свое небо и свою свободу, это не умалит.
И без того не отличающиеся добротой волшебные крылатые девы – героини такого количества романтичных и добрых сказок с непременным счастливым концом – ценили свое небо и свою свободу превыше всего в жизни. И платили зачастую жизнями за нее, нет, не своими, они вовсе не умирали от тоски в неволе, как можно было бы предположить, проникнувшись иллюзорной хрупкостью, приняв на веру лживое смирение грациозно склоненных головок на изящных шеях… нет, лебединые девы расплачивались за свою свободу жизнями тех, кто посмел покуситься на нее. Именно так на самом деле заканчивались истории, превратившиеся в народной молве в красивые сказки!
Но ни одна из лебединок не была еще пленницей так бесконечно долго. Не жила среди людей столько времени. Не могла возненавидеть до такой степени, чтобы счесть смерть недостаточной платой. До сих пор. А может, собственная жизнь для Аркадия стоила слишком малого, чтобы стать достойной ценой – этого Юна, это беспощадное чудовище в ангелоподобном обличье, не могла не знать, проведя рядом столько времени.
Во всей этой жизни оставалась лишь одна ценность, последнее, что осталось от утраченной когда-то давно надежды. От его Надежды… Или не его?
Все, что в его жизни вообще было! Единственное, чем он дорожил…
Как украденная свобода лебединой  девы была для нее всем, чем дорожила в жизни она.
Достойная плата…
- Нет… прошу тебя нет…
Лебединая дева молча стояла, полураскрыв за спиной огромные сияющие крылья, в лунном свете которых капельки на ее мокрых волосах казались нитками жемчуга. Слишком тонкие и с виду обманчиво слабые руки без всякого труда удерживали, хоть и слишком маленького и болезненно-хрупкого для своего возраста, но все же уже справившего триныдцатилетие мальчика, а Мишенька, доверчиво обняв крылатую тварь за шею и, кажется, даже едва заметно улыбаясь, зачарованно любовался игрой фальшивого света, жемчужно отражавшегося в больших светлых глазах.
Он так редко улыбался. Почти никогда не улыбался отцу, равнодушно принимая любые подарки и поедая предложенные сладости, словно бы из вежливости, не чувствуя ни радости, ни благодарности от всего, о чем любой другой ребенок мог бы только мечтать. А Мишенька не смотрел на сладости и игрушки, он вообще никуда не смотрел, словно бы его и вовсе не было… но иногда он улыбался, когда лебединая тварь пела для него колыбельные. Аркадий ненавидел ее за это, но запретить, отнять у ребенка тот небольшой кусочек радости, что у него был – об этом и думать было кощунственно. Вот и сейчас мальчик дарил ей, только ей, неумелую бледную улыбку, но даже такая его улыбка была бесценна.
Юна так и не сказала ни слова, хотя она-то все это время не спускала с мэра своих нечеловеческих глаз. Слова были не нужны, ничего не было нужно, на неестественно правильном точеном лице лебединки  не мелькнуло даже тени злорадства. Аркадий и так все понял. И она без труда прочла это на его лице. Все, что сделано, должно быть оплачено – даже не по соответствующей цене, по соответствующей ценности. Неизбежно. И бессмысленно пытаться обмануть судьбу, пытаться присвоить счастье, быть может, и не чужое, а просто не свое, никакая магия, никакие чудеса не помогут в этом.
Он понял. Понял и потерял последнюю, пусть совершенно безнадежную тень своей надежды. Своей Надежды… а была ли она хоть когда-то – его?!
Лебединка картинно, как ангел с рождественской открытки, распахнула крылья, в развернутом виде почти касающиеся кончиками маховых перьев потолка, и резко сомкнула их заключая себя и мальчика в сияющий кокон, в следующее мгновение растворившийся туманом и лунным светом.. Она до последнего момента, пока не сомкнула крылья, пристально смотрела на Аркадия, но Мишенька, Мишенька не бросил даже короткого взгляда на прощание. Все равно, что его здесь никогда и не было вовсе…
Безобразия, происходившие с домом и бассейном, как-то сами собой прекратились, а он, поглощенный взглядом  лебединой твари, желавшей напоследок увидеть всю глубину его отчаяния, даже не заметил, когда это произошло. Не заметил, как к черноволосой девушке, успевшей сбросить с головы идиотскую шапку, присоединились еще четверо в ярких, похожих на карнавальные костюмы, нарядах – и теперь, раздраженно вытряхивая что-то из ушей, амазонка в камуфляже о чем-то препиралась с почти такой же воинственной рыженькой, одетой в белое и золотое.
- И что ты, по-твоему, наделала? – возмущенно жестикулируя перед скуластым лицом оппонентки, вопрошала рыжеволосая.
- То, что и должна была! Лебединая дева свободна, Обители больше ничто не угрожает, именно ради этого мы все и затеяли. Чего тебе теперь не нравится?!
- Даша была права – этот план отвратительный!
Аркадий прикрыл глаза, надеясь, что разряженные гостьи уберутся так же таинственно, как появились в его доме. Это слишком походило на издевательскую насмешку. Какие-то шумные девицы в нелепых нарядах, шапка эта идиотская… а ведь расчет в целом верен – просто не слышать лебединого пения. Вот только для чернявой амазонки он запоздал, она уже слышала песню. Слышала – и никуда теперь не денется от этого. Но… какая теперь разница. Из чувства мести продолжив бороться с безымянной обителью и ее настоятелем, даже если Аркадий чего-то в этой борьбе и добьется, это не вернет ему ничего утраченного.
И все равно, неужели не могли эти беспардонные девчонки проявить хоть какое-то уважение! Они разрушили его жизнь… жизнь, которую никто не назвал бы счастливой, но другой-то у него не было – а они пришли и разрушили! Быть может, такова судьба и самих девушек в этом не обвинить, но… но это чересчур, когда жизнь не просто ломают, а делают это в совершенно идиотской манере! Когда в этом фигурируют шапки-ушанки, вылетающие через окно роботы из какого-то японского сериала и маскарадные псевдоисторические наряды, пестрящие яркими красками… Как будто твою драму стараются выставить комедией!
Аркадий покрепче сжал до сих пор каким-то образом не выроненный пистолет. Сжал покрепче… и бессильно разжал пальцы, позволив оружию выскользнуть из ладони, с приглушенным стуком упав на искрошенный недавними безобразиями пол.
Но девчонки никуда не ушли. К спору подключились остальные, подняв достойный курятника невыносимый гвалт, совершенно утративший разборчивость. Даже закрыв глаза нельзя было притвориться, будто их здесь нет… но глаза пришлось открыть когда споры поутихли, а одна из девушек – та самая, рыженькая в бело-золотом – мягко коснулась его плеча.
- Мы найдем их. Найдем и вернем мальчика, - с тихой серьезной уверенностью произнесла она, поймав его взгляд большими светло-карими глазами. Добрыми и еще чуточку наивными - у Аркадия мелькнуло подозрение, что на самом деле рыжая куда моложе, чем выглядит. В восемнадцать лет у современных девушек таких глаз уже не бывает.
Даже как-то немного жаль было ее огорчать. Девушка искренне желала помочь…
- Нет, - просто ответил Аркадий.
- Мы можем…
- Я верю, что в ваших силах найти их. Верю. Но вы не вернете его, он не пойдет с вами. Не захочет вернуться.
…
- Пожалуйста, уходите! – повысив голос, уткнулся невидящим взглядом в растерянное лицо рыженькой мэр. – Уходите, оставьте меня… одного!
Совсем одного в пустоте, которая сменила жизнь. Может быть, давно уже сменила, но только теперь этим так грубо ткнули в лицо. Чудес не бывает. И надежда давно мертва… его Надежда мертва, а сегодня он утратил последнее, что оставалось.
- Но мы же…
- Пойдем, - тихо сказала блондинка в зеленом, положив ладонь на плечо рыжеволосой. – нельзя помочь человеку против его воли. По крайней мере, таким образом.
- Но мы не можем все так оставить…
- Можете! Уходите прошу вас, вы уже сделали… достаточно.
Наверное, они что-то разглядели в его глазах. И действительно ушли. Даже немного странно для таких, юных и наверняка мечтающих осчастливить всех одним махом, даже когда этого никто не просит, но Аркадий был благодарен им за это. Благодарен настолько, насколько вообще хватало чувств в возникшей пустоте.
Жизнь рассыпалась серым песком, похоронив последние руины былого, а смерть отчего-то не торопилась. Наверное, даже она – слишком многое… слишком дорогое для того, кому нечем уже расплатиться по чьим бы то ни было счетам. Совсем нечем.
Охраннички, что характерно, не заметили ни пятерки незваных гостий, ни лебединой девы. Впрочем, не через форточку же она выпорхнула… переполох вызвало совсем другое: от волшебных бесчинств пострадал отнюдь не только подвал, дом ощутимо тряхануло и теперь весь первый этаж был залит водой, в которой плавали самые разнообразные вещи. Охранники понятия не имели о волшебстве и такое количество аварий одновременно привело их в шумное недоумение. Исчезновения Мишеньки они тоже не заметили, мальчик редко показывался кому-то на глаза… безразлично отмахнувшись от царящей суеты, мэр вышел в ночной сад. Пустое, все пустое… как люди могут придавать столько значения совершенно бессмысленным вещам? Беспокоиться из-за каких-то глупостей?
Пустое…
Он не знал, сколько прошло времени. Шебуршение в особняке постепенно сошло на нет, пару раз к нему пытался лезть с какими-то глупостями главенствующий над всем этим безобразием, но еще быстрее девчонок-волшебниц сообразил, что сейчас работодателя трогать не стоит. Казалось, во всем мире, наконец, воцарилась тишина. Ведь в пустоте не должно быть шума, верно? А они шумят… зачем? Вот только тишина тоже продлилась недолго, грубо нарушенная чьим-то тихим хныканьем. Решившего поначалу игнорировать раздражитель Аркадия хватило ненадолго, сетуя на беспокойный народ, от которого даже глубоко за полночь не отдохнешь, мэр после некоторых колебаний пошел на источник звуков. Лезут на территорию, между прочим, находящуюся в частной собственности все, кому только не лень, а у него уже даже чувств для возмущения не осталось. Теперь-то уж чего…
Возле декоративного фонтанчика с небольшим водоемом, понурив плечи, сидела еще одна совершенно незнакомая девушка в нелепом, что характерно, одеянии. Этот участок сада, с фонтаном, беседкой и несколькими скамеечками был освещен вновь заработавшими после восстановленного энергообеспечения фонариками, поэтому хозяин дома и сада мог совсем неплохо ее рассмотреть. Не считая самого лица, закрытого сейчас ладонями.
Черные волосы незнакомка заплетала в длинные, до глянцевости гладкие косы, одна из которых была перекинута за спину, другая уныло болталась, слегка свесившись со скамейки, на конце перевязанная лентой неестественного даже в рассеянном свете фонарей, ярко-розового, как жевательная резинка с клубничным ароматизатором, цвета. Примерно таким пронзительно-розовым же был длинный, чуть выше щиколоток, сарафан поверх полупрозрачной черной с большим количеством кружева блузки. Наверное, украшен черным кружевом был и скомканный в одной из ладоней платок… хотя, вполне вероятно, это могли быть и просто разводы от разбавленной слезами туши. В том, что глаза девушки густо подведены черным, а губы клубнично-розовые, в тон наряду, мэр не сомневался, даже не видя ее лица. Ох, как подумали инопланетяне в шутке из тех, которыми любили обмениваться его никудышные охранники, ОНИ и сюда уже добрались. Ну когда его изволят оставить в покое? Другого места в городе нет, чтобы пореветь на скамеечке посреди ночи, когда все нормальные люди находятся у себя дома?!
- Что случилось? – обреченно спросил Аркадий. Незнакомка зарыдала еще горше, почуяв благодарную публику. Вот только публика, да еще благодарная, по личному мнению мэра, из него сейчас была более чем никудышная. – Девушка, или Вы говорите мне, что у вас произошло, или я вызываю охрану. Вы в курсе, где находитесь? Как Вы здесь вообще оказались?
- Ничего у меня не случилось, ничего! – с легкой злостью в голосе прогундосила незнакомка, промакивая уголки запавших глаз  платком, на котором тут же прибавилось черных разводов, хотя кружева, наверное, тоже изначально были, после чего не слишком-то утонченно, даже с долей свирепости в него высморкалась.
- То есть Вы как-то очутились на охраняемой территории и теперь рыдаете в три ручья просто так, без причины.
- Разумеется нет! Я для Вас плачу. Я – Желя!
Только сумасшедших тут для совсем уж полного счастья и не хватало! Хотя, границы нормальности у этой категории граждан размытые… а Аркадий-то был уверен, что в Вересково эта напасть еще даже молодежь охватить не успела, но этой особе не меньше двадцати, хотя по зареванному лицу в разводах туши точно не определить. Ладно, Желя так Желя…
- Это имя или фамилия?
- Ни то, ни другое. Лиза меня зовут, Лизавета Емельянова Несмеянская… Правда, теперь все Эмилией чаще зовут, это мне больше подходит.
Скомкав намокший платок, девушка неаккуратно вытерла нос кулачком.
- Это уж точно…
- Издеваешься?! Думаешь, мне самой вот это все нравится, нравится, да?! – голос Лизаветы Несмеянской драматически задрожал. – Раньше люди относились к воплощенной печали уважительнее. Жели были другими. Светлыми, жемчужно-серыми… неземными и восхитительными. Нам посвящали стихи и сонеты, люди сочувствовали чужой тоске, понимали, как мы важны! Но не теперь! Теперь печаль нарядили в черное и розовое - и считают чем-то вроде клоуна-а-а! – снова уткнувшись лицом в ладони, девушка глухо заскулила. – Этот век провозглашает черствость, если люди и чувствуют, то не подают виду, это считается постыдным, смешным! Раньше, когда-то, если девушка умирала от несчастной любви, она тонула в озере с лилиями и все люди скорбели, а что теперь? Теперь девушки расковыривают вены пилкой для ногтей, а матерящийся врач «скорой помощи» сетует на тупость молодежи – вот что теперь! И нас никто не люби-и-и-ит! Как будто мы причина, как будто это мы приносим несчастье, а это ложь! Мы приходим, только когда оно случается! Теперь люди думают, что мы и вовсе никому не нужны-ы-ы!
Аркадий молчал. Не он ли недавно сетовал на то, что драму кто-то наряжает в декорации фарса. Вот она, эта драма собственной персоной… в клоунском наряде и с кучей претензий!
- Не вижу особой разницы между тем, тонет девушка или вскрывает вены. Любая смерть ужасна. И намеренно убивать себя в любом случае глупо.
Ведь это тоже попытка обмануть судьбу. Попытка из той категории, что никогда не бывают успешными.
- Именно об этом я и говорю! – устало вздохнув, девушка встала. – Я-то надеялась, что хотя бы человек, потерявший все, действительно потерявший, сможет… ну ладно. Раз ты уже в состоянии придираться, мне, похоже, пора уходить! Прощай…
Наверное, она тоже как-нибудь эффектно растворилась бы или улетела – проверить возможности не возникло, потому что Аркадий неожиданно для самого себя поймал Лизавету за наполовину скрытую тонким черным кружевом манжет ладонь.
- Нет… не уходи, пожалуйста, останься!
Порозовевшие непонятного цвета глаза в размазанных потеках туши неверяще распахнулись.
- Ты просишь меня остаться? – даже растеряв на миг пафосную надрывность в голосе, тихо переспросила она.
- Да. Пожалуйста, Эмилия… Лиза, не уходи. Ты сейчас очень-очень сильно мне нужна.
Не столь уж удивительно, что современные люди считают этих Жель бесполезными созданиями. Кому понравится, когда ерошат все те чувства, о которых всячески стараешься забыть, похоронив их поглубже, вот и остаются единственной публикой «воплощенной печали» только истеричные подростки, неуклюже старающиеся привлечь к себе внимание окружающих.
Немногие, очень немногие люди знают, что в действительности значит – потерять все. Потерять все и держаться за свою печаль, как за единственное оставшееся в совершенно пустом мире.
- Мне никто, никогда… никогда не говорил такого. Не просил остаться, - на клубничных, чуточку расплывшихся губах на пару мгновений появилась дрожащая неумелая улыбка. Растерянно моргнув, Лизавета резко шагнула к мэру и, уткнувшись носом в его плечо, заревела еще горше. Рубашка тут же начала отсыревать от льющихся ручьями слез.
Почему-то так действительно было легче. Легче от того, что хотя бы что-то все же оставалось, когда от всего, что казалось твоей жизнью, остается только серый пепел.
Хотя бы кто-то оставался рядом, пусть даже в хоть чуточку более благополучное время этот «кто-то» считался более чем нежеланным гостем…

Я когда придумала, что фамилия Аркадия Аристарховича - Емельянов, а Юна в силу своего юмора в мире людей взяла псевдоним Щукина, сразу решила, что непременно добью мэра мамзель Несмеянской

Вересково не Москва, там пока что многое не вполне привычно))) Кстати, Желя "плакальщица" вполне себе реальный перс славянской мифологии - тогда таких лирических особ еще не считали истеричками.

Виктория
Проклятый Век –
Он на такими сделал!
Мюзикл «Монте-Кристо»
Плывет по речке великий бард и менестрель. Плывет, значит, и поет: «Какой чудесный день, Мне петь совсем не лень!» Тут река поворот делает … «И жить все интересней!» Смотрит, а на берегу гоблины – пленника пытают «Испортили гоблины песню…»
К. Баштовая

Последний звонок – само по себе явление нервное … а для вересковской школы в этом году напряженность обстановки еще и многократно усилил грядущий приезд «гостей из-за границы», к которым в российской глубинке все еще по старой советской привычке относились почти как к небожителям. Последнюю неделю перед встречей дружественной делегации из таинственного колледжа св. Джоанны школа просто стояла на ушах! Про грядущие экзамены, как и вообще про учебу, мало кто вспоминал, директриса с видом Мороза-воеводы снова и снова обходила свои педагогические угодья, раздавая замечания и требования, как тот же Мороз подарки из мешка.
- Нужно соответствовать национальной культуре! – наседала Олимпиада Богдановна на вяло отбрехивающегося Матвея. Парень в искреннем ужасе под всеобщее хихиканье обозревал врученный музыкальный инструмент.
- Но я не умею играть на балалайке! – в который раз предпринял он попытку воззвать к директорскому здравому смыслу. – Никогда этого не делал!
- Что тут сложного, на гитаре же ты играешь!
- Но это совершенно другой инструмент!
- Почти никакой разницы – принцип-то тот же! Олесин, не смей спорить! Нам предстоит выступить от лица всей нашей страны с ее уникальной культурой, а ты…
- Еще старшеклассниц в сарафаны с кокошниками нарядите! – со смехом предложил кто-то за спиной Виктории, кажется, Кирилл Тогин – кто еще любую мысль тут же интегрирует в тему девушек? Олимпиада задумалась, потирая коротковатыми пальцами подбородок.
- У Алиных родителей на фабрике можно сшить сарафаны по ее эскизам, если, конечно, успеем за неделю! – бойко поддержала Ева, игнорируя откровенный шок лучшей подружки, миндалевидные глаза которой стали в этот момент совершенно круглыми. – Там у них таджички сидят, папа говорит, пашут, как тракторы, круглые сутки – должны успеть!
- Нет у нас на фабрике ничего подобного! – оскорбилась Алина, но было поздно, оставив поспешно ретировавшегося Матвея, директриса набросилась на новую жертву. Хотя идея использовать  труды таджичек с швейной фабрики Шевралиевых для торжества русской национальной культуры… показалась Вике слегка сомнительной. Как раз в духе Евгении, но чтобы директор школы такое сумасбродство поддерживала… все решительно с ума посходили! Одна эта балалайка чего стоит!
- Правильно, как осаждать фабрику ревизиями и проверками – приезжие плохие, а как за неделю сарафаны для встречи делегации из Англии шить – так поддерживайте культурные ценности! – возмущенно вопила Аля, уже за компанию утаскиваемая Олимпиадой за руку. К счастью для Евы, у которой не ладилось с подготовкой экзаменов, оттого и решившей выехать на делах общественности, долго возмущаться Алина не умела.
- Балалайки, сарафаны… следующим пунктом программы будут самовар и цыганы с медведями! – очень тихо буркнула стоящая рядом с Викторией Маргарита. – По крайней мере, медведь у нас в школе точно есть. Интересно, Мариванна не предложит Еве скидку на экзамене в обмен на то, что НЕ БУДЕТ подавать Олимпиаде эту идею? Богдановна что-то совсем с цепи сорвалась из-за этих англичан!
«Как будто ничего и не произошло…»
В школе было объявлено, что Мишеньку Емельянова отправили учиться заграницей, даже Эльвира, общавшаяся с ним ближе всех, кажется, именно так считала. Как ни странно, происходящее в особняке мэра не получило вообще никакой огласки, хотя должны же были заподозрить неладное охранники или там прислуга? Наверное, таких людей специально обучали молчать.
«Как и нас… вернее, мы сами этому учимся…»
Поначалу Виктория была решительно настроена не оставлять случившегося так, исправить их общую оплошность, закончившуюся трагедией, сделать хоть что-нибудь… но для того, чтобы делать хоть что-то, следовало знать, с чего вообще начинать! А лебединые девы оказались одной сплошной тайной даже для обитателей нави и прави – никто о них не знал ничего. Разве что Монах, вытянуть из которого прямой ответ на какой бы то ни было вопрос оказалось чем-то из области фантастики! Девочки впятером снова побывали в Монастыре сразу после произошедшего в доме у Емельяновых, но не узнали ничего для себя нового ни о судьбе Елены, ни о лебединых девах. Настоятель поблагодарил их за помощь, однако не мог или не хотел сам чем-то помочь… Да и царапала Вику одна из его фраз, о том, что подобной развязки следовало бы ожидать, если Аркадий Аристархович остался жив. Монах умолчал, а сами Берегини как-то не додумали логически, что освобожденная из многолетнего плена лебединка, скорее всего, попыталась бы прикончить бывшего хозяина, попыталась бы, если бы не сочла смерть чересчур легким для него наказанием. А они, по сути, оказались бы виноваты в этой смерти, как теперь оказались виноваты в потере Мишеньки… а Монах на все их доводы нудно талдычил, что вреда мальчику Юна не причинит, а вернуть его у них все равно не получится! Дарья была права…
Но почему все получается… так?! Что бы они ни предприняли, все получается плохо. И ничего не предпринимать – еще хуже? Вроде бы выбор и есть, а куда его не кинь… и так всю жизнь, буквально во всем! Какой она может сделать выбор сейчас, когда родители затеяли эту невыносимую тяжбу? Ричард с упорством, достойным лучшего применения, убеждал дочь, что для нее лучше будет вернуться в Москву. Не за горами окончание школы и поступление в вуз, что ей сейчас делать в глухомани вроде Вересково? А Жанну она якобы может навещать и на каникулах, раз уж для матери возможность «личностного и карьерного роста оказалась важнее их семьи»… не то, чтобы Вика ему не верила, слова имели определенный смысл. И с мамой они уже не были так близки, как, кажется, совсем еще недавно – у каждой появилась своя собственная, отдельная жизнь. В конце концов, Вика действительно уже не маленькая… Но, говоря, в общем-то, правдивые слова, Ричард то ли ей, то ли себе пытался лгать в мотивах. Ну зачем одинокому мужчине в доме ребенок, да еще и девочка? На самом деле он по-прежнему надеялся таким образом вернуть саму Жанну, зная, что расстаться с дочкой бывшая жена не сможет. Виктория надеялась, что действительно не сможет… но и нотка сомнения оставалась. Как ни хотелось бы порой вернуть прежнюю жизнь, девочка уже сильно сомневалась в том, что это возможно, да и откровенно нечестно по отношению к маме! Как можно принимать «чью-то сторону», говоря о близких людях? Что не решишь – опять получается плохо…
Или как с Матвеем. Виктории очень хотелось бы поговорить начистоту, рассказать обо всем, наверное, он понял бы. И перестал воспринимать ее подозрения насчет Мадины за пустую ревность… да и вообще, когда дело касалось Матвея, особенно невыносимо тяжело оказалось постоянно что-то скрывать и придумывать отговорки! Но – разве она имела права растрезвонивать тайну, принадлежащую далеко не ей одной? И, возможно, втягивать Матвея в историю, подвергая возможной опасности? Или продолжать молчать – опять-таки подвергая его опасности из-за неведения, один раз ведьма Мара уже этим воспользовалась…
«Лучше для него, пока все это не закончится, быть от меня подальше… если это вообще когда-нибудь все же ЗАКОНЧИТСЯ!»
Неизвестно, что думал о ней парень, наверняка заметивший неуклюжие попытки его избегать… но пусть уж лучше думает что-нибудь не то, чем снова попадет по ее вине в историю!
- Сегодня последний процесс по разводу родителей, - отстраненно пробормотала Виктория. Установленный срок для примирения истек, само по себе так ничего и не разрешилось, хотя, наверное, где-то в глубине души Вика продолжала до последнего момента на это надеяться, снова предстоит делать неприятный выбор, в любом случае не сулящий ничего хорошего… потому что просто остаться в стороне еще хуже.
Вернуться в Москву… мама обязательно вернется тогда вместе с ними – забыть всю эту вересковскую небывальщину, как сюрреалистический сон, в конце концов, ЕЙ эти Елена вовсе не подруга, помогать ей, да еще против воли, Вика совершенно не обязана… и Матвея – забыть? Наверное, для него это действительно было бы безопаснее. Или, по крайней мере, опасность перестала бы быть ее виной – разве в ее силах что-то глобально в мире изменить?
Все, кажется, правильно. Вот только почему такое решение не оставляет явственный привкус собственной подлости?! Нет, так поступить она никогда не сможет…
  - Мама просила тебя проводить, - шепнула на ухо Даша. – я-то тут часто бываю, а ты во всех этих коридорах можешь и заблудиться.
  Коридоры городского суда действительно казались гулким и безжизненным лабиринтом – хотя народу-то по пути попадалось предостаточно… но все встреченные люди казались Виктории какими-то смутными тенями, целеустремленно куда-то спешащими по своим неведомым делам… а может, это сама девочка здесь превратилась в тень, которую никто не замечал и не услышал бы? Вика подумала, что Даша наверняка чувствовала то же самое, просто успела привыкнуть за последние несколько лет, оттого и держалась гораздо увереннее. Притормозили девочки только раз, не без удивления увидев участкового Ларина, шагах в десяти перед ними втолкнувшего в один из кабинетов какого-то парня лет девятнадцати в наручниках.
- С каких это пор участковый хулиганов сразу сюда тащит? – недоуменно шепнула Виктория. Хотя на хулигана  - во всяком случае, привычного по Юрику и его компании – юноша совершенно не походил. Одет вроде бы дорого и даже с шиком, но при этом костюмчик не новый и смотрится, как с чужого плеча, да и держится чересчур уж уверенно. Даже не нагло, а именно уверенно. У Рыжего или кого-то из его приятелей, когда их ловит участковый, шалопаистый вид котов, застигнутых на воровстве колбасы из хозяйского холодильника – а этого как будто не в наручниках ведут, а в гости пригласили, да еще с просьбой «честь оказать»!
Дарья, выразительно закатив глаза, только головой покачала.
- Вот,  - пробасил сквозь приоткрытую дверь голос Евиного отца. – сказали, с этим товарищем сразу к Вам обращаться…
Не то, чтобы Вика была любительницей подслушивать чужие разговоры – не Сорокина и даже не Ева, в конце-то концов – но у двери непроизвольно затормозила.
Мужчина за массивным столом… не то, чтобы пожилой, вряд ли даже намного старше их родителей, но словно бы раньше срока выцветший и поседевший – с устало видом потер лоб и, бросив короткий взгляд на вольготно плюхнувшегося в кресло, закинув скованные руки за голову, парня, сухо осведомился у Ларина:
- Дело уже заведено? Скажите там потерпевшим, пусть свяжутся, -  он что-то нацарапал старомодной ручкой «пером» на квадратном листке из «кубарика». – им возместят, плюс столько же за моральный ущерб. Бумаги по делу передайте мне и постарайтесь об этой истории забыть.
- Но…
- Майор, вы уже полтора года не были в отпуске, - мужчина побарабанил пальцами по столешнице. – слышал, Вам собираются выдать полугодовую премию, отвезли бы семью на море, что ли… Дети, наверное, и моря-то еще не видели…
- Ага, ага, - медоточиво поддакнул арестованный типчик в кресле. – дети такое дело, им внимание надо уделять, чтобы не выросло если не черт знает что, то нечто весьма похожее…
Вике показалось, что мужчина собирается запустить в парня пресс-папье, хотя тот даже не шевельнулся – такое на пару мгновений стало лицо.
- Идите, майор Ларин, идите, - после полуминутной паузы, устало потирая уголок брови, выдавил он.
Вряд ли отец Евгении был настолько наивен, чтобы не понять – ему пытаются заткнуть рот так же, как потерпевшим. Но на нагловатом щеголе наверняка не висело ничего серьезнее свистнутого из сумочки кошелька с семью сотнями, поэтому, поколебавшись, послушно затопал к выходу из кабинета, заставив Викторию, устыдившись своего любопытства, поспешить по коридору, догоняя Дашу.
- Я тебе что говорил? – донесся за спиной приглушенный голос мужчины из кабинета. – Я тебе заплатил в прошлый раз под условие, что ты уедешь и больше в этом городе не появишься!
- Я и не появлялся… пока то, что ты заплатил, не кончилось, - юноша то ли вздохнул, то ли зевнул.
- Я тебе что, международный валютный фонд?! – кажется, в отсутствии Ларина выдержка мужчине изменила, в кабинете оглушительно громыхнуло, видимо, кулаком по столу. – Думаешь, я тебя всю жизнь отмазывать буду?!
- Ну так ты на алиментах за восемнадцать лет сэкономил… слушай, давай рассуждать здраво – какой идиот меня возьмет на работу? Кручусь, как умею… не мы такие – жизнь такая! Я и не прошу отмазывать: судите, сажайте, как положено – у меня-то репутации, которую это испортит, нет…
Грохот, чуть более глухой, повторился.
- Вон отсюда! Забирай, и чтобы я рожи твоей больше в этом городе не видел!
- Лады, лады, не нервничай – после второго инсульта ты уж точно никого…
- ВОН!
Виктория непроизвольно обернулась, но тут Даша, поймав подругу за запястье, быстро поволокла прочь по коридору.
- Ты ничего не видела и не слышала! – не разжимая губ, прошипела она.
- Чего я не видела?
Почти бегом преодолев коридор, Дарья отбуксировала подругу за ближайший поворот, где, наконец, отпустила.
- Что это вообще за тип такой?
Даша снова вздохнула.
- Идиотская история, нехорошо об этом говорить. Смотрела триллер «Я знаю, что вы сделали прошлым летом»? Вот этот Сидор Чернов, ну, помнишь, друг отца Гарика Горшкова – Полкан его прозвище – видимо, смотрел. Ну и устроил тут… триллер…
Виктория недоуменно помотала головой. Про Сидора Чернова она, конечно, слышала – он стал знаменитым благодаря тому, что буквально пару лет назад, пребывая в местах не столь отдаленных, прислал своему лучшему другу, то есть, Горшкову-старшему, в качестве сувенира огромные оленьи рога! К счастью, отец Гарика никогда не умел хорошо стрелять по движущимся мишеням, так что химику Северинову удалось дожить до возвращения Полкана, объяснившего, сползая по стене от хохота, что рога прислал просто так – типа вещь в хозяйстве полезная. Тогда-то, по утверждению Сорокиных, Горшков-старший и произнес ставшую впоследствии крылатой фразу «Хорошо, когда собака друг… но плохо, когда друг – собака!»
- А они-то тут при чем? – не поняла Вика.
- При том, что когда друг – крыса, это еще хуже. А ошибки, увы, в судебной системе все еще случаются… Сама, наверное, понимаешь, в девяностые годы тут… да и везде творилось черти чего, ну, они и вляпались в историю. А Крысин – тож бывший приятель Горшкова, Чернова и Волчарникова – трус был жуткий, только хвост прижали, всех и сдал, да еще с творческим допущением, что на Полкана все и повесили… А ему теперь судья виноват, что такие «друзья» оказываются!
- Все равно ничего не понимаю.
- Этот раздолбай, - Дарья неопределенно махнула рукой за плечо. – ну, которого Тимофей Федорович привел – сын Алексея Викторовича… гм, от гражданского брака…
Судя по смущению подруги, «гражданским браком» она корректно назвала нечто совершенно иное.
- Детдомовский этот красавчик, короче говоря. Последние года четыре вообще на улице провел – сама видишь, что за фрукт! Алексей Викторович про него и не знал ничего – Чернов информацию раскопал. Ну и продал Молве Сорокиной в ее желтое издание, а когда статья вышла, прислал идиотское письмо - цитату из этого триллера «Прежде чем хоронить правду, убедитесь, что она мертва» и вырезку с этой статьей… Вот и нарисовался этот – не сотрешь.
Вика подумала, что столь обтекаемую формулировку кто угодно воспримет на свой счет. По словам Евгении, Сорокины как-то пол города на уши поставили, разослав множеству людей одинаковые послания «Ваш секрет мне известен» - наверное, ни один из невольных адресатов не выбросил анонимку, тут же о ней и забыв. Да Викторию это не удивляло – хоть за собой она ничего криминального и не помнила ,получив что-то подобное, наверняка решила бы, что речь об их деятельности Берегинь и это в любом случае стоило бы изрядного количества нервных клеток!
- Скандал удалось замять: Полкан-то шантажировать не пытался, вроде как случайно все всплыло, Алексей Викторович тоже… при советской власти, может, лишился бы кресла за «аморальное поведение», тогда разводы-то, мягко говоря, не поощрялись, а тут… да какой вообще мужчина может быть точно уверен, что за ним ни одного такого вот внебрачного? Правда, Алексей Викторович потом полгода в клинике нервозов провел, но с тех пор это чучело где-то раз в квартал приходит и издевается. Он что придумал – сопрет кошелек с тремя копейками из авоськи у старушенции поскандальнее, и с почетным караулом – сюда!
- Твой Алексей Викторович мог бы и просто так ему помочь. И не откупаться, а по настоящему помочь – парень-то тоже не виноват… раньше ничего не знал – так узнал же!
- А вот это они как-нибудь без наших советов разберутся… превышение полномочий, конечно, но той же скандальной бабульке тоже предпочтительнее «за моральный ущерб» без лишнего шума… хм, извинения принять, чем затевать разбирательство по факту кражи двухсот тринадцати рублей двадцати семи копеек с совокупной порчей авоськи восьмидесятого года выпуска.
- И если этот Чернов невиновным был, когда под судом оказался…
- Что не делается, все к лучшему. Если бы не судебная ошибка, Полкан и отца Амброзия не встретил бы. Тот по советским законам был осужден, должны были уж выпустить – по новому-то законодательству ни в чем не виноват – а батюшка буквально неделю до освобождения не дожил, эпидемия тифа…
- А это тут вообще при чем? – Вике уже надоело, как попугай талдычить один и тот же вопрос, но логической связи между излагаемыми фактами в упор не наблюдалось.
- Священник революцию сам еще мальчишкой застал, ну и оказался последним оставшимся в живых, кто про клад помнил. Церковная утварь вообще дорогая, а та оказалась уникальной художественной работы, понимаешь, они испугались, что разграбят и на переплавку пустят, вот и заныкали. Говорят, тогда все думали, что советская власть лет на пять максимум. А клад в итоге почти век спустя Чернов и нашел, батюшка Амброзий как понял, что сам до новых времен не доживет уже, ему секрет и передал. Собственно, свой бизнес Полкан на законные двадцать пять процентов от стоимости клада и поднимал – а несколько лет отсидки, это у бизнесменов еще недавно было даже модно.
- Но…
- Виктош, ты извини, конечно, но сперва в своей семье разберись с недоразумениями, а потом о других суди!
- Все равно неправильно все это! Не должно быть так…
- Ну… между тем, что есть и тем, что должно быть – по жизни огромная трещина.
Вот уж точно. Но ведь это не значит, что правильно поступить по этой самой реальной жизни невозможно! Надо только понять, что будет правильным поступком… и, по возможности, не ошибиться. Неужели это какое-то невероятное требование?
Настоящие судебные заседания, как оказалось, совершенно не напоминали те курьезные ток-шоу, что в качестве юридической консультации для населения все чаще последнее время стали крутить едва ли не по всем каналам. Хотя бы это радовало – участвовать в подобном цирковом представлении у Виктории сейчас не было ни времени, ни сил.
- Я остаюсь в Вересково, с мамой. Не сердись, ладно? Ты же сам говорил, что видеться модно и на каникулах, - присев рядом с отцом на странный гибрид скамьи и дивана – родители то ли неосознанно, то ли намеренно расселись по противоположным краям, словно ожидая, к кому вынуждена будет придвинуться дочка – тихо сказала Виктория. Хотелось расставить все точки над «Ё» сейчас, лично, а не перед суровым взором Тамары, заведовавшей здесь гражданскими исками – нет, Вика прекрасно понимала, что Дашина мама прекрасный, по сути, человек… но язык в присутствии суровой дамы все равно время от времени отказывался слушаться хозяйку и позорно присыхал к небу – до каких уж тут аргументированных разговоров!
- Я понимаю твои чувства, - после короткого молчания мягко заметил Ричард. – но постарайся мыслить на перспективу. Что хорошего тебя ждет в этом городе? Что уже сейчас здесь хорошего?
- Прежде, чем мыслить на перспективу, стоит разобраться с прежними своими обязательствами. А город… здесь хорошие ЛЮДИ – думаю, это всегда останется самым важным.
- Найти приятелей среди сверстников ты можешь в любой школе…
- Друзья не были бы друзьями, если бы им так легко было найти замену. Прости пожалуйста.
- Дело в том, - Ричард помолчал, неопределенно поведя плечами. – что найти замену для тебя и для Жанны в моей жизни не просто нелегко. Это немыслимо. Пожалуйста, помни об этом.
- Я помню. Я… я, правда, очень тебя люблю. Поэтому, пожалуйста, не нужно превращать все в… в какую-то войну. Я не хочу и не стану в этом участвовать.
- Ты совсем еще маленькая, - отец сокрушенно качнул головой. – иначе понимала бы, что, когда любят по-настоящему, пойдут на все. Но… это только твой выбор.
Еще один выбор, на правильность которого остается только надеяться. И в котором так или иначе придется раскаиваться…
- Ты ведь любишь маму, верно? Если так, ты, наверное, хотел бы, чтобы она была счастлива. Думаешь, мы могли бы заставить ее быть счастливой через безвыходность и принуждение? Прости, я в это не верю.
«Кроме того, речь так ни разу не зашла о том, чтобы ты сам – остался. Если не с нами, то просто чтобы быть рядом… со мной. И опять эгоизм… кто только придумал, что любовь заставляет забыть о себе – кажется, только о себе все в любви и помнят! Но… надеюсь, я поступаю правильно»
Впрочем, Вика ведь всегда на это надеялась.
- Ты ведь задержишься в Вересково еще ненадолго? Скоро у меня последний звонок… вернее, не последний, конечно, но девятый класс тоже считается выпускным, так что… у нас делегация от англичан будет, директриса совершенно грандиозное шоу затеяла, не знаю уж, дойдет ли до медведей с самоварами…
- Прости бельчонок, - невесело усмехнувшись, Ричард взъерошил девочке волосы. – знакомиться с твоими учителями, особенно некоторыми… отдельно взятыми, у меня нет ни малейшего настроения.

Алина
Мы летали и летаем,
Хоть и скажут: не бывает.
Жмут ученые мужи плечами: "Невозможно!"
Пусть над колбами вспотеют
Сорок тысяч академий, -
Ради их заумных формул крыльев мы не сложим.
Девочки и мальчики –
Все мы заодно,
В нас любовь к беспечности
Еще не умерла,
Ветер треплет волосы,
Распахнуто окно:
Пора в полет,
Такие вот дела!
Мартиэль
  К началу лета младшая из Берегинь внезапно оказалась не то, чтобы в одиночестве, но как-то… отдельно от остальных. Обида на Еву и эту ее дурацкую идею с сарафанами и кокошниками быстро улетучилась, однако компания лучшей подружки Але в ближайшее время все равно не светила – чтобы не остаться на второй год из-за пропущенных в начале весны занятий, Евгения вынуждена была, хоть и скрипя зубами, но конец мая и, возможно, весь июнь посвятить ненавистной учебе. От Алинки в этом помощи особенно не было – хоть девочка и училась довольно-таки неплохо, объяснять материал и подтягивать кого-то ей никогда не удавалось, вот и проводила их смешливая подружка время в компании Мартынко, которого все-таки удалось уговорить на посильную помощь… кажется, хотя Ева, конечно, ни за что в этом не призналась бы, теперь, когда из-за недоразумения с чарами отличник внезапно приобрел такую популярность в школе и многие старшеклассницы повадились требовать «частных занятий» даже после окончания учебного года, наследнице Даны стало казаться даже лестным, что именно ей согласились «вешать на уши геометрию». Виктория тоже вечно изображала занятость, пребывая не в лучшем расположении духа – без участия Евы Алинке так и не удалось ее взбодрить. Даша, не смотря на недавнюю свою забастовку, все же удержала статус лучшей ученицы в классе на заключительных тестах – самой Але не хватило нескольких средних баллов по физике – и оказалась в числе приглашенных по обмену в колледж св. Джоанн, но сейчас, вопреки своему обыкновению, об оценках и грядущей поездке думала меньше всего, почти все время проводя с этим своим Никитой – единственным, кстати, из четверки Юрика, кто не остался на второй год, подарком небес свалившись на класс Вики и Маргариты. Аля не слишком понимала такие отношения, напоминающие Мальвинины наставления «глупенькому Буратино», но, кажется, Дарья с Никитой вполне друг друга устраивали… Если подумать, Вика же тоже ведет себя по отношению к Матвею как-то странно. И Маргарита с Колей… о, это вообще песня! Наверное, Алина действительно еще маленькая и чего-то не понимает, но все равно, так себя вести она не стала бы. Даже с собственным парнем, если бы он был. Особенно с парнем!
Для катания на роликах, не смотря на возмущение автомобилистов и городских властей, вересковские экстремалы облюбовали единственную в городке достаточно просторную площадь – перед вокзалом. Еще в прошлом году Алина приходила сюда вместе с бабушкой… Но все теперь рано или поздно случиться без нее. Даже День Рождения, до которого и всего ничего-то осталось, тоже наступит, как ни в чем не бывало, а девочка даже представить себе не могла, как такое возможно, если, проснувшись, не обнаружить на тумбочке непременно первого подарка, если обе квартиры над небольшим кафе не наполняются упоительным запахом праздничных пирогов… если само кафе-то уже давно закрыто и устроить там на выходных праздничный кутеж с подружками теперь не получится…
Алина не знала, как и почему вдруг услышала бабушкин голос тогда, в плену у гарпии. Но сочла совершенно очевидным, что помощь в последующем бою ей не приснилась, значит… может быть, иногда они все-таки могут хотя бы просто встречаться и разговаривать? Если возможны магия и волшебные существа – почему нет? Если возможны магия и волшебные существа – почему нет? Однако больше с тех пор Ядвига ни разу не пыталась выйти на контакт с внучкой, заставляя терзаться сомнениями и смутными надеждами. Наверное, она помогала, только когда это действительно было необходимо…
«Но ведь она мне всегда нужна, очень-очень сильно нужна!» - зажмурившись и подставив лицо встречному ветру, немного напоминающему тот, волшебный, ветер, думала девочка. Дело даже не в какой-нибудь подаренной приятной мелочи и не в пирожках, просто сам факт, что на ее Дне Рождения может не быть бабушки, которая была всегда!.. Неправильное в этом что-то.
Интуитивно почувствовав даже с закрытыми глазами приближающийся край площади, девочка подпрыгнула, крутанувшись в воздухе, и стремительно помчалась уже в противоположную сторону. Интересно, без сапожек она могла бы взлететь по-настоящему? Иначе что это за волшебство такое, зависимое от какой-то вещи? Полет на сапожках Летавицы, кстати, чем-то весьма напоминал катание на роликах, быть может, из ностальгии Ядвига была ими так увлечена – только открывал при этом третье измерение. Жаль, днем посреди людной площади не особенно-то полетаешь! Вечно приходится скрываться, хотя Алина уже искренне не понимала, как могла раньше жить без этого головокружительного чувства полной свободы в небе, и как ее угораздило в первый раз, не так уж, по сути, и давно, испугаться своей новой способности… Летать днем, любуясь восхитительными видами с высоты на такой живописный городок, как Вересково, да еще в такое красивое время как конец весны и начало лета – это же, должно быть, еще интереснее, чем по ночам, когда внизу и не разглядеть-то ничего. Мегаполис с морем неоновых огней, наверное, особенно красив по ночам, но их родной «пряничный городок» засыпал довольно рано…
«Попросить бы у Евы какие-нибудь чары, чтобы меня во время полета не замечали или принимали за птичку… нет, лучше не рисковать! Еще стану невидимкой, как Мартын в начале зимы… Интересно, как драконы выкручиваются, уж их-то… трудно не заметить!»
Задумавшись, Аля слишком поздно открыла глаза, без особого восторга обнаружив – буквально в последний момент – что на полной скорости, уже не оставляющей возможности затормозить, несется прямо на нагруженного сумками и какими-то странными чемоданами парня. Оглушительный взвизг заставил его обернуться, но резво отскочить с траектории тарана, не уронив все, что нес в руках, у мальчишки тоже не получилось и в следующее мгновение Алина полетела кувырком, увлекая за собой бедного мальчика – с такого разгона даже ее цыплячьего веса хватило на то, чтобы сбить с ног.
- Дедушкин телескоп! – с не меньшим надрывом завопил парень, грубовато отпихивая шлепнувшуюся животом ему на колени пигалицу и в панике устремляясь к одному из «чемоданов», при ближайшем рассмотрении оказавшихся футлярами каких-то приборов.
- Извините, - пробормотала девочка, но протараненный тип, проверяющий на предмет повреждений какую-то огромную трубу в чехле не удостоил ее вниманием. Судя по мелькнувшему на симпатичном лице с бледными веснушками облегчению, телескоп отделался легким испугом.
- Мне, правда, очень жаль, - предприняла еще одну попытку девочка. Парень с легким удивлением, словно только теперь ее заметив, обернулся.
- Ничего, ты же не виновата, - улыбнувшись, он поскреб рыжевато-русые вихры пятерней и огляделся, любезно протягивая руку, чтобы помочь подняться. – но надо быть поосторожнее, здесь ведь и машины иногда ходят. Покалечиться недолго. А ты что, здесь одна?
- Ну… ага.
- Детям не следует осваивать такой опасный вид спорта, как ролики, без присмотра взрослых! - с наставительным видом подняв указательный палец, сказал мальчик, заставив Алину задохнуться от возмущения. Осваивать? Да она едва ли не с четырех лет на  роликах! Не было бы еще так стыдно в этом признаваться после подобного столкновения… И вовсе она не ребенок, уже на днях четырнадцать исполнится! Ева всего на пару месяцев старше, а за ребенка никто не принимает… - Не ушиблась? Может, помочь…
- Обойдусь! – от обиды голос прозвучал чуть более резко, чем Алине хотелось бы. Но парень, ничуть не обидевшись, только пожал плечами и стал собирать рассыпавшиеся сумки. Девочка хотела помочь, но, стоя на роликах это делать было не слишком удобно – еще завалится, все уронив, и окончательно уверит в своей неуклюжести! Будь на ее месте кто-то вроде Евы или там Маргариты, можно поспорить, мальчишка отреагировал бы совсем по-другому!
«Если вообще отскребся бы от асфальта после прямого падения Евы, конечно!» - с долей ядовитости подсказал внутренний голос. Устыдившись подобных мыслей, девочка смутилась окончательно и поспешно ретировалась.
Ну что мешало хотя бы именем его поинтересоваться? Городок небольшой, может, еще встретятся… Только вот впечатление о себе Аля вряд ли заставит пересмотреть. Правы они все, она – ребенок. И грядущее четырнадцатилетие тут ровным счетом ничего не меняет, маловероятно, что за пару оставшихся дней она сможет измениться до неузнаваемости. Да и не особенно хочется, глядя на опыт той же Евгении в этой области, рисковать.
Интересно, зачем этот парень в Вересково? Дачник, наверное…
Настроение кататься на роликах дальше пропало совершенно, хотя уходить так рано было немного жаль. Ладно, займется пока экипировкой, а ночью потренируется… в небе-то точно никого протаранить не удастся, если только на перелетную сову не повезет! Вороны ночью не летают, а для самолетов все же низковато… И единственный дракон пока что не у дел - правда, Маргарита видела еще какую-то там водяную драконицу, но неизвестно, летают ли такие вообще.
«Интересно, могла бы я догнать лебединую деву? Впрочем, она же исчезла, а не улетела…да и вряд ли бы я с ней справилась, одна, без девчонок, я же не Ольга, чтобы всюду демонстрировать самостоятельность! Не уверена вообще, что рискнула бы затевать воздушные бои с лебединкой, в руках у которой был этот Мишенька – он-то в случае чего летать не умеет!»
Полеты вообще оказались, хоть и захватывающей, но не слишком полезной что на практике, что в бою способностью. У Виктории и Дарьи хорошая возможность атаковать, у Марго и Евгении – защищаться, а она только и болтается себе в воздухе, как сухой листик на ветру! Для нанесения ударов девочка была слишком маленькой и легкой, а целенаправленно управлять воздушными потоками пока не получалось. Как жаль, что она так и не расспросила бабушку о возможностях Летавицы поподробнее… сначала во все это не особенно верилось, а потом… потом…
А самостоятельности рано или поздно придется научиться. Никто, как ни грустно это осознавать, не может быть рядом вечно, даже самые близкие и дорогие люди. Нельзя же до такой степени бояться одиночества!
Летная экипировка, над которой Алина работала последнее время, уже почти была завершена – девочка закончила бы и гораздо раньше, если бы не пришлось участвовать в этой безумной затее Олимпиады Богдановны и Евгении, сначала наспех сочиняя эскизы псевдо-национальных нарядов почти для всей школы, а потом еще участвовать в постановке торжественной встречи. Директриса, кстати, пообещала, что за творческую деятельность Аля тоже сможет присоединиться к поездке в Англию, немного даже неудобно перед Евой, которая из кожи вон лезла, но перевесить бурной общественной деятельностью отставание по нескольким предметам сразу не могла. Девочка даже отказалась бы, не убеждай ее сама Евгения так горячо, что от подобного шанса глупо отказываться, а самой подружке эта Англия и даром не нужна, как ей с туземцами объясняться с ее-то трояком по иностранному, жестами? Лукавила, конечно, завидно ей все равно было… но посмотреть на Англию вообще и этот таинственный колледж св. Джоанны Алине хотелось хоть бы из чистого любопытства - когда еще представится подобный шанс?
Отбросив снова уплывшие куда-то не в ту степь размышления, девочка расчистила на застеленной кровати хоть немного свободного места, сбросив на пол все лишнее, и разложила на освобожденном пространстве все детали получившегося «летного» наряда.  Методом проб и ошибок было выявлено, что все эти струящиеся на ветру платья, конечно, выглядят потрясающе, но летать в них совершенно неудобно и, к тому же, холодно – особенно по ночам, поэтому основой одежды выступали практичный комбенизон, легкий, по летней поре, свитер-водолазка и, на всякий случай, такая же легкая куртка-ветровка. Правда, комбинезон и куртка, купленные совсем недавно и очень сейчас любимые, были сшиты из фантастического серебристого «под фольгу» материала, не совсем вяжущегося с решением не привлекать лишнего внимания, но… в ночном небе сойдет, кто присматриваться-то станет? Дополнительной экипировкой служили «лупоглазые» мотоциклетные очки, чтобы не щуриться от ветра и не сужать и без того неважную по ночам видимость. На всякий случай Аля, вооружившись позаимствованными у отца инструментами, прикрутила к этим очкам маленький «шахтерский» фонарик – ясными летними ночами над деревьями было и без него довольно светло, но всё же, фонарик мог пригодиться, а если и нет – совершенно не мешал.
- А во лбу звезда горит! – ехидно прокомментировала Аля, примеряя получившиеся «очки с подсветкой» перед зеркалом, пытаясь восполнить недостаток общения с Евгенией и ее прибаутками. Интересно, была ли царевна из сказки о Солтане такой же лебединой девой, как Юна… Гвидон ведь не ловил ее и ничего не крал, а спас в момент опасности? Но все равно как-то не хотелось верить в единую природу сказки и реально существующих, причем не самых милых, существ вроде лебединок! Жаль, что такие красивые создания столь враждебны к людям…
Чтобы тоненькие косички не мешали и не лезли в лицо во время полета, Алина заколола волосы на висках двумя слегка фосфоресцирующими яркими прищепками, недавно купленными – правда, она не помнила, зачем они тогда понадобились – но в данном случае куда более удобными, чем простые заколки, имеющие неприятную тенденцию с косичек постоянно соскальзывать. А если летать придется в худшую погоду, ими же вполне можно закрепить капюшон ветровки на голове. Решив, что предусмотрела все, что было необходимо, Аля удовлетворенно кивнула разложенным на кровати вещам и решила непременно их примерить – быть может, еще какое-нибудь оригинальное решение придет в процессе? Серебристый комбинезон в сочетании с очками и яркими заколками-прищепками делали ее немного похожей на астронавтку из какого-нибудь научно-фантастического сериала, только бластера на поясе и не хватало. Бластер ей, предположим, был ни к чему, а вот поясную сумку-кошелек ярко-салатного цвета девочка поверх комбинезона застегнула, запихнув туда зеленку, бинт и пластырь – время от времени порывы ветра чересчур неожиданно влияли на траекторию полетов девочки, вынуждая иногда спускаться в итоге с деревьев, на которые не забиралась – без синяков и царапин подобные случаи еще не обходились.
В июне темнело поздно, с каждым днем время до наступления полноценной ночи, когда можно будет незамеченной выскользнуть из окна своей комнаты и отправиться в очередной полет, становилось все более невыносимым, но то неописуемое мгновение, когда Аля, наконец, распахивала окно, подставив лицо ночной прохладе, стоило, пожалуй, любых ожиданий.       
- Поехали! – сожалея, что не может крикнуть это в полный голос, девочка сделала шаг через подоконник и, подхваченная ночным ветром, как перышко, вспорхнула над «пряничными» крышами двух-трех этажных домиков.

Ольга
Что и говорить, Ядвига весьма помогла обрести в мирской жизни «официальный статус», но теперь, когда предстояло не притворяться на время, а действительно – жить среди обычных людей – девушка не видела ровным счетом никаких причин оставаться в Вересково. Только поможет Берегиням выпутаться из заварившейся истории – и все. Конечно, история эта в жизни девчонок отнюдь не последняя, но, в конце концов, для того и существуют Берегини. Стоит доверять им чуть больше и признать, что со своей миссией девочки, пусть и не соответствующие ее представлениям о том, какими Берегиням следовало бы быть, справиться способны. Не то, чтобы совсем без посторонней помощи, но без постоянного курирования и опеки – вполне.
Да и Виктория, похоже, так и не простила ни Ольге, ни Монастырю развязки этой истории с мэром, чувствовала себя виноватой… вернее, считала, а эмоционально наверняка обвинила как раз Ольгу. И настоятеля, с самого начала знавшего, что освобожденная лебединка захочет расквитаться со вчерашним хозяином, но не предупредившего Берегинь. Бывшая послушница, впрочем, тоже понимала это с самого начала, а не обсуждала с девочками просто потому, что это казалось таким очевидным…
Какой смысл полагать, будто они шестеро «разрушили жизнь» мэру? Он сделал это сам, своим необдуманным поступком много лет назад, а сейчас все всего лишь увидели естественные последствия. Почему Виктории так нравилось винить себя и других в том, что не имело к ним ровным счетом никакого отношения?
Но – хватит уже. Девчонок по своему образу и подобию не переделать, так пусть действуют теми методами и силами, в которых чувствуют уверенность. А Ольге следует завершить начатое и предоставить Берегинь самим себе, задумавшись, наконец, о собственной жизни и цели. Наверное, поискать призвание в каких-нибудь учебных заведениях силовых структур или даже военных – для мира людей идеальное прикрытие, чем еще можно заняться в восемнадцать лет, как не поступать на обучение? Девушек, конечно, в такие организации берут неохотно, но талант и навыки Экзекутора будут полезны, да и перспективное прикрытие для, собственно, экзекуторской деятельности…
Не обязательно же становиться похожей на этого брата Эдуарда! И почему все обращались «брат» к вольному Экзекутору, никогда в Монастыре не числившемуся? Подозрительный тип, что ни говори… или это просто ее же личная неприязнь? Впрочем, дела монастыря давно уже не должны ее интересовать!
- Оленька, добрый день! О чем Вы так напряженно размышляете, душа моя?
Девушка поморщилась. Только Гавриилу хватало дури обращаться к ней так… последнее время этот улыбчивый субъект становился все более любопытным и навязчивым, трудно сказать, что на самом деле ему было нужно, но… в следующем году ей в вересковской школе уже не работать, может, стоит ненадолго забыть решение держать в узде свой характер и, хотя бы на прощание, поучить этого типчика манерам? Матушка Любава была бы недовольна такими желаниями воспитанницы, но… хотя бы представить себе это можно.
Прокрутив в мыслях подробности абстрактной «расправы» Ольга воспарила духом настолько, чтобы даже суметь улыбнуться Сивину в ответ и максимально вежливо осведомиться, какого беса ему надо. Ни физкультура, ни информатика в экзаменах почти не оказались затронуты, поэтому в школе им обоим делать с окончанием, собственно, занятий, оказалось практически нечего. Ольга использовала опустевший зал для собственных тренировок, а вот Гавриил страдал от безделья и вязался с разговорами то к ней, то к еще одной молодой преподавательнице – Анне Симоновне Хренниковой. Увы, та как раз оказалась загружена буквально по свой «конский хвост», помимо физики после увольнения Северинова взяв на себя еще и химию (школа уже пережила три локальных пожара и бесчисленное количество взрывов в лаборатории, но директриса искренне надеялась, что до сентября здание выстоит, а ей удастся нанять нового педагога).
- Какой смысл отсиживать трудодень в четырех стенах, если делать тут все равно нечего? – воодушевившись столь редкой со стороны девушки приветливостью, невинно заметил Сивин. – В июне большая редкость действительно хорошая погода: либо дожди стеной, либо удушающая жара, третьего, как правило, не дано. Может быть, прогуляемся по городку часов до пяти, главное-то, к шести быть на месте, а Олимпиадочке сейчас не до того, чтобы проверять, чем заняты сотрудники…
Ольга уже открыла было рот, но ответить Гавриилу, что он может куда угодно, лишь бы подальше, отправляться погулять в одиночестве, не успела.
- Знаете, на Сувенирном переулке снова открылся совершенно уникальный книжный магазинчик… Вроде бы зимой там подрабатывал какой-то студент, сам владелец за прилавком стоять не может, но я приехал в этот город позже, когда магазин уже стоял закрытый, а очень любопытно было бы посмотреть…
- Снова открылся?
- Ну да! Вроде бы этот парень, ну, продавец, вернулся буквально на днях и…
Вроде бы, он говорил еще что-то, но Ольга уже вынуждена была научиться воспринимать пустую болтовню не более чем шумовым фоном, выделяя только слова и фразы, способные оказаться важными, иначе вне монастыря, особенно в школе, и недели в относительно здравом уме не протянуть.
Неужели Сергей вернулся? Как-то не особенно верилось, что только из-за того, что мучения с защитой диплома завершились – вероятно, благополучно…
Все-таки, когда имеешь дело с драконом на побегушках у Темного Князя – пусть даже в данный момент этот дракон и заключен в человеческом обличье – нельзя просто проигнорировать его появление в городе… Наверное, если бы Ева могла подслушивать чужие мысли, она весьма ехидно уточнила, что дело, конечно, именно в этой причине…
- Ну, хорошо. Пошли в этот твой книжный магазин.
От неожиданности Гавриил перестал болтать глупости и недоверчиво,  явно выискивая скрытый подвох, на нее уставился. Но брать свои слова назад мужское тщеславие не позволило, поэтому Сивин снова – хотя и не настолько искренне, как поначалу – изобразил сияющий оскал и предложил руку, слегка успокоившись, когда Ольга этот жест проигнорировала. Мир все-таки не сошел с ума.
«Что-то в этой его привычке постоянно скалиться… лошадиное. Хотя черты лица, вроде, вполне приятные. Да еще фамилия эта…»
- Вы ведь пришли работать в эту школу немного раньше меня, Оленька? Возможно, мой вопрос покажется немного странным… но вы ведь замечали, здесь все это время происходили, скажем так, не совсем обычные вещи. Эта таинственная эпидемия, о которой было столько разговоров, или некоторые люди, которые начали вести себя несколько странно – это ведь малая толика всего, что здесь творится. Чего стоят эти разговоры о мальчишке, вообразившим себя, гм… каким-то домашним животным.
Ольга едва сдержала смешок, оценив деликатность Гавриила.
- Кроме того, мне почему-то показалось, у вас на особом счету пять девочек из старших классов, только с ними вы ведете какие-то дополнительные занятия, я часто замечал, как они задерживались после уроков… но, по крайней мере, Евгения точно не похожа на человека, у которого были бы способности или интерес к физкультуре…
Вот уж точно – меньше всего похожа! Непонятно только, к чему этот Сивин клонит…
  - Просто я заметил, что абсолютно все необычные происшествия прямо или косвенно связаны хотя бы с одной, а чаще всего и с несколькими из этой пятерки? Вы никогда… не замечали в их поведении ничего необычного?
- По-моему, они совершенно типичные девчонки своего возраста. Даже слишком типичные! – искренне ответила девушка. Конечно, именно это и должно было считаться нормальным, однако ее, выросшую совсем в других правилах и нормах, многое из этой «типичности» продолжало глухо раздражать. – Не понимаю, что вас здесь интересует. И, если так, то почему вы не расспросили саму Еву, мне показалось, она весьма охотно с вами общается. Даже на факультатив записалась, хотя с компьютерами у нее вряд ли лучше, чем с физической подготовкой!
- Да, и это весьма странно. Евгения весьма разговорчивый и открытый ребенок… иногда чересчур даже, - на сей раз примешав к голливудскому оскалу толику смущения, Гавриил зачем-то ущипнул себя за мочку уха. – но, стоит коснуться определенных тем, как в рот воды набирает. А ведь она была первой жертвой этой таинственной эпидемии… и тот сошедший с ума юноша, вроде бы, был как раз ее парнем.
Как раз в этом стечении обстоятельств Ольга не видела ровным счетом ничего удивительного – она бы поразилась, если, являясь парнем Евы, кто-нибудь сумел бы сохранить здравый рассудок!
- Меня всегда интересовало все загадочное и необычное… а на загадки у меня чутье, поэтому я и приехал в Вересково. И Вы, Оленька, сдается мне, одна из главных тайн этого города.
- Глупости! – увернувшись от попытки Сивина приобнять ее за плечи, снова совершенно искренне огрызнулась девушка. Если кто-то в этом городе еще, вне сомнения, нормальный и самый обычный человек, то это она! – Кстати, вот и ваш магазин!
- Так вы уже бывали здесь раньше?
- Приходилось…
Теперь бывшая послушница уже сожалела, что согласилась на эту прогулку. Что за поспешное необдуманное решение? Навестить Сергея, если он, конечно, действительно вернулся, можно было бы и позже – в одиночестве. Гавриила ведь и магазин наверняка интересует в качестве «очередной загадки»,  бес знает, что ему здесь уже удалось раскопать и сопоставить… А добавлять еще одну проблему к уже существующим – это чересчур!
Сивин в задумчивости потер подбородок, быть может, припомнив, как легко Ольга способна перейти от слов к ударам в челюсть, когда ей что-то не нравится, и расспросы прекратил. Но наверняка же ему показалось тогда странным… в челюсть-то он схлопотал, обнаружив девушку без сознания после стычки с мэром и лебединкой. Что ни говори, валяться с утра пораньше на школьном крыльце без сознания – занятие навевающее многим людям какие-то странные подозрения…
Чертов Гавриил уже перед дверьми магазинчика на пару шагов обогнал спутницу, галантно распахнув перед ней дверь и предоставив первой оказаться в довольно тесном торговом зале… прямо лицом к лицу с Сергеем.
- Ну… привет, - после полуминутного молчания первым заговорил юноша.
Понимание того, на кой черт она вообще сюда явилась, окончательно ускользнуло от Ольги. Даже если Сергей опять что-то и затеял, можно подумать, из него что-то получится вытянуть! Только туману напустит… не потому же первым же порывом было непременно его увидеть, едва услышав о возможном возвращении. Ладно! Теперь она знает, с кем имеет дело, и вполне может разобраться в ситуации… да и просто справедливо не верить ни единому слову дракона!
Но какой тогда смысл вообще о чем-то разговаривать?!
- Сергей, я только хотела…
- Так вы что, знакомы?! – как-то без обычного своего воодушевления, можно даже сказать, кисло поинтересовался за спиной девушки Сивин. Выразительная мордашка Сергея слегка вытянулась.
- А ТЫ-то что здесь делаешь?! – в тон, не слишком-то приязненно, поинтересовался Змей.
Гавриил уставился на Ольгу с разочарованием, достойным детсадовца, случайно раскрывшего коварство взрослых, вместо деда Мороза подсунувших местного дворника в накладной бороде, после чего с негодованием обернулся к Сергею.
- Я-то как раз спросить хотел, что ты здесь делаешь – и не смей заявлять, что первым спросил, зараза подколодная. Все равно не поверю, что одному из лучших выпускников МГУ не нашлось другого занятия, кроме как книгами в подобной тьмутаракани приторговывать!
- Какое совпадение, вот и мне слабо верится, - быстро совладав с собой, Сережа перешел на совсем уж медоточивый елейный тон. – что другому выпускнику из лучших, причем куда более востребованной, нежели культуролог, специальности, не нашлось в Москве рабочего места. Опять тебя в чужой огород понесло, скотина рогатая?
- Он еще и… - ни к кому конкретно не обращаясь, начал было патетически восклицать в потолок магазинчика Сивин, но оборвал себя на полуслове, снова с разочарованием покосившись на Ольгу. – Никогда бы не подумал… но, наверное, следовало бы, хотя… жаль конечно.
- Думать? – окончательно перестав понимать происходящее, переспросила Ольга. Сергей сдавленно хмыкнул, а Гавриил на миг продемонстрировал весьма театральное негодование. Надо же, у этих двоих так много общих черт! Впрочем, они и есть одинаково уверенные в собственной неотразимости самоуверенные заразы, это она и раньше подмечала!
- Не обращай на него внимания, Олененок. Гавриил еще в университете завидовал моей неотразимой внешности и природному обаянию!
Что, в принципе, и требовалось доказать.
- Скажи лучше, твоей милой привычке считать абсолютно любую девушку теоретически своей!
- Идиоты! – пробормотала Ольга, более-менее разобравшись в ситуации. Если Гавриил и был старше Сергея, то на год-два, не больше, а судя по замечанию насчет выпускников, они, скорее всего, учились на параллельных или смежных потоках разных факультетов. Непонятно только, знал ли Сивин что-то о реальном мире, или его приятельские отношения с драконом ограничились дружеским соперничеством в беготне за девушками и от девушек. Она-то зналась с Сергеем долгие годы, как выяснилось, ничего на самом деле о нем и не зная. Надо будет поинтересоваться у Сергея позже – здесь ему обманывать подругу детства, вроде бы, бессмысленно. Ей он просто так, из вдохновения, никогда не врал…
- Я тоже очень-очень по тебе соскучился, Олененок! - протянув руку над прилавком, Сергей попытался провести тыльной стороной ладони по щеке девушки, но Ольга отступила на шаг. – Надеюсь, Гавриил тебе еще не слишком надоел? Ты, скажем так, его типаж. Поэтому он постоянно и дуется, считая, будто я увожу понравившихся девушек прямо у него из под носа…
- Трепло! – с чувством констатировал Сивин. – Когда это такое было?!
- Да хотя бы и прямо сейчас! – с неожиданной ловкостью перемахнув прилавок (а в детстве-то Ольга, которая, между прочим, была на пять лет младше, вынуждена была по полчаса дергать его за руку и уговаривать, что перелезть забор или перепрыгнуть канаву совсем не страшно!), треклятый гаденыш заключил ее в слегка демонстративные объятья. Опешившая девушка даже не сразу сообразила стукнуть его локтем под ребра, хотя обычно это происходило на уровне рефлексов почти без участия сознания.
- Сережа, прекрати придуриваться, в конце концов…
Завершить свое возмущенное шипение бывшая послушница не успела. Снова хлопнула двери – не с улицы, а из внутреннего зала магазинчика, заставив всех троих обернуться. На долю мгновения Ольга злорадно понадеялась, что явился хозяин магазинчика, с которым Сергею придется объясняться за подобное поведение на рабочем месте – он, конечно, способен, что называется, ясными глазками оправдаться при абсолютно любых обстоятельствах – иначе она сама его еще несколько лет назад благополучно прибила – но все же полюбоваться на это сейчас было бы небезынтересно! Но, увы… за прилавком, потрясенно хлопая огромными серыми глазищами и беспомощно опустив руки, стояла Елена, которую Берегини уже полгода безуспешно разыскивали.
Что называется – ситуация.
Повисшую тишину нарушил приправленный довольно приятным звоном стук, золотой браслет-дракончик, словно на мгновение ожив, соскользнул с тонкого запястья девочки и затанцевал по лакированному дереву прилавка.
- Извините… - словно бы и не заметив этой потери пробормотала Елена, старательно краснея и пятясь обратно к двери во внутренний зал. Только когда дверь снова хлопнула, Сергей догадался выпустить бывшую послушницу из объятий. Вид у него был наигранно-виноватый, но вполне искренне огорченный, с поправкой на его обычную манерность, на изящном личике в результате проступила практически театральная скорбь. Ну конечно, он-то явно рассчитывал, что Лада поможет ему вернуть способности дракона после своей инициации, а теперь, похоже, готова разочароваться в лучших чувствах! Не говоря уже о том, что Сергея непременно ждет, вздумай девчонка пожаловаться князю на «аморальное поведение» ручного дракончика! На его счастье, скорее всего, этого Елена не сделает…
- Разве твоя реплика в подобном случае не «Солнышко, я все могу объяснить!»? – к своему ужасу, почувствовав в собственном голосе ядовитые интонации Евы, осведомилась девушка. - С возвращением в Вересково, Сереженька!
Змей честно попытался изобразить по-детски беспомощную обиду, но по сравнению с обычной его артистичностью выглядело это слабовато – отвлекали какие-то собственные мысли, о которых ей можно было только догадываться.
Осиротевший браслет-дракончик, даже как-то потускнев от огорчения, притих на прилавке.